Задержавшись у освещенной витрины с коллекцией помад и румян, где ее лицо отразилось в серебристом заднике декорации, девочка почувствовала, как на нее из ночи обрушилась смерть матери. Мать так любила подобные вещи.
Безумие матери. Отец никогда не упоминал о нем. В мире отца не было места безумию. Безумие матери было европейским, импортной западней горестей и иллюзий... Отец убил ее мать, сказала Салли на Ковент-Гарден. Но правда ли это? Он привозил врачей из Дании, Австралии и, под конец, из Тибы. Врачи выслушивали сны принцессы-балерины, чертили карты и временные графики ее синапсов и брали анализы крови. Но принцесса-балерина отказывалась и от их таблеток, и от их утонченной хирургии.
– Они хотят изрезать мне мозг лазерами, – шептала она Кумико.
Она нашептывала и другие вещи.
По ночам, говорила она, из своих кубиков в кабинете отца Кумико, как дымок, восстают злые духи. “Эти старики... – говорила она, – они высасывают наше дыхание. Этот город пьет мое дыхание. Здесь нет покоя. Нет настоящего сна”.
Перед концом она совсем перестала спать. Шесть ночей мать молча и совершенно неподвижно сидела в своей голубой европейской комнате. На седьмой день она ушла из квартиры одна – достойный упоминания подвиг, учитывая усердие секретарей – и отыскала дорогу к холодной реке.
Но в заднике витрины ей еще чудились линзы Салли. Кумико вытащила из рукава свитера карту корейца.
У обочины на Маргейт-роуд стояла сожженная машина. Девочка помедлила возле нее, оглядывая молчаливые фасады на противоположной стороне улицы, и тут услышала какой-то звук за спиной. Оглянулась и увидела в свете полуоткрытой двери ближайшего дома перекошенное лицо горгульи под лавиной сальных кудрей.
– Тик!
– По правде говоря, Терренс, – сказал тот, когда исчезла искажающая лицо гримаса.
Тик жил под самой крышей. Нижние этажи пустовали, светлые прямоугольники на обоях – призраки изчезнувших картин – провожали их взглядом.
Хромота Тика, когда он взбирался перед ней вверх по лестнице, сделалась еще более явной. На нем был серый костюм из блестящей плащевки и табачного цвета замшевые “оксфорды” на толстой подошве.
– А я тебя ждал, – сказал он, с усилием перенося тело с одной ступеньки на другую.
– Правда?
– Я знал, что ты сбежала от Суэйна. Копировал понемногу себе в буфер его график, когда у меня было время, свободное от того, другого...
– Другого?
– Ты что, не знаешь?
– Прости?
– Все дело в матрице. Там что-то происходит. Проще показать, чем пытаться объяснить. Тем более что объяснить это я все равно не могу. Готов поспорить, три четверти всего человечества сейчас подключились к сети, смотрят шоу...
– Я не понимаю.
– Сомневаюсь, что найдется кто-то, кто понимает. В секторе, представляющем собой Муравейник, возник новый макроформ.
– Макроформ?
– Очень большая база-конструкт.
– Я пришла предупредить Салли. Суэйн и Робин Ланье собираются сдать ее тем, кто планирует украсть Анджелу Митчелл.
– Как раз об этом я бы волноваться не стал, – сказал Тик, поднимаясь на верхнюю площадку. – Салли уже увела у них из-под носа Митчелл и чуть было не прикончила их человека в Муравейнике. Теперь они в любом случае за ней охотятся. Черт побери, вскоре за ней станут охотиться все и каждый! Тем не менее можно попробовать это ей передать, когда она позвонит для проверки. Если она позвонит...
Тик жил в мансарде, состоящей из одной большой комнаты, причудливая форма которой заставляла предположить, что в ней убрали внутренние перегородки. Несмотря на ее размеры, всю комнату заполняли вещи. На взгляд Кумико, выглядела она так, как будто кто-то разложил содержимое какой-нибудь мастерской по ремонту модулей в Акихабара на пространстве, уже в избытке заставленном – в стиле гайдзинов – предметами массивной меблировки. И тем не менее комната отличалась удивительным порядком и чистотой; даже стопки журналов были тщательно выровнены по углам низкого стеклянного столика, где они покоились рядом с девственно-чистой керамической пепельницей и скромной белой вазой со срезанными цветами.
Пока Тик наливал в электрический чайник воду из фильтрующего кувшина, она снова попыталась вызвать Колина.
– Что это? – спросил Тик, ставя кувшин на место.
– Модуль-гид “Маас-Неотек”. Он разбился, и я не могу вызвать Колина...
– Колина? Это стим-устройство?
– Да.
– Давай посмотрим... – Он протянул руку.
– Мне подарил его отец... Тик присвистнул.
– Должно быть, стоит целое состояние. Ну конечно же, один из мини-ИскИнов “Мааса”. Как он работает?
– Нужно сжать модуль в руке, тогда появится Колин. Но никто, кроме меня, не может ни видеть его, ни слышать.
Тик поднес модуль к уху и встряхнул.
– Он разбился? Как?
– Я его уронила.
– Видишь ли, разбит только корпус. Биософт вытек из капсулы, так что ты не можешь войти в него, так сказать, вручную.
– Ты можешь его починить?
– Нет. Но если хочешь, мы можем войти в него через деку... – Он вернул ей модуль.
Закипел чайник.
За чаем девочка рассказала ему про свое путешествие в Муравейник и про визит Салли к святилищу в тупичке.
– Он называл ее Молли, – сказала она. Тик раза четыре попеременно кивнул и подмигнул.
– Ну и чего она там добилась? О чем они разговаривали?
– Говорили о каком-то месте под названием “Блуждающий огонек”. О человеке по имени Кейс. О каком-то враге, женщине...
– Тессье-Эшпул. Я это выяснил для нее, когда ворошил барахлишко Суэйна. Суэйн собирается продать Молли этой так называемой леди 3-Джейн. У этой леди самое полное досье пикантнейшего грязного белья, какое только можно себе представить, – вообще на всех и на вся. Я был страшно осторожен и не подходил к этому слишком близко. Суэйн сейчас торгует этими скандалами направо и налево, по ходу дела сколачивая себе множество состояний. Уверен, что у нее достаточно грязи и на нашего мистера Суэйна...