Мона Лиза Овердрайв - Страница 35

Несколько минут она провела, перелистывая порнографические журналы с японским текстом, которые, похоже, посвящались в основном искусству групповых отношений. Под стопкой журналов лежали запыленная куртка из вощеного хлопка и серая пластмассовая коробка; на крышке было оттиснуто: “ВАЛЬТЕР”. Сам пистолет оказался тяжелым и холодным. Подняв его из пенопластового ложа, она увидела свое отражение в синем металле. Кумико до сих пор никогда не держала в руках оружия. Серая пластмассовая рукоять казалась невероятно огромной. Девочка вернула пистолет в ящик и пробежала глазами японский раздел во вкладыше с многоязычной инструкцией. Это был пневматический пистолет: чтобы выстрелить, нужно качнуть рычагом где-то под стволом. Пистолет стрелял очень маленькими свинцовыми шариками. Еще одна игрушка. Аккуратно разложив содержимое по своим местам, она снова закрыла ящик.

Остальные ящики оказались пусты. Закрыв дверцу комода, Кумико вернулась к “Битве за Британию”.

– Нет, – сказал Петал, – прости, но не выйдет. Он намазывал девонширское масло на сдобную пышку, тяжелый викторианский нож казался в его толстых пальцах детской игрушкой.

– Попробуй масла, – предложил он, опустив массивную голову и вкрадчиво глядя на девочку поверх очков.

Кумико стерла льняной салфеткой с верхней губы кусочек мармелада.

– Ты думаешь, что я попытаюсь сбежать?

– Сбежать? Так вот ты о чем подумываешь? – Он серьезно и неторопливо ел свою сдобу и смотрел на падающий за окнами снег.

– Нет, – ответила девочка. – У меня нет намерения сбежать.

– Хорошо, – отозвался он, откусывая еще кусок.

– На улице мне грозит опасность?

– О Господи! Конечно нет, – сказал он с какой-то непреклонной веселостью. – Ты там в такой же безопасности, как и дома.

– Я хочу пойти погулять.

– Нет.

– Но я же выхожу с Салли.

– Да, – согласился он, – она тот еще подарочек, эта твоя Салли.

– Я не знаю такой идиомы.

– Никаких прогулок в одиночку. Так говорилось в письме, которое мы получили от твоего отца, понимаешь? С Салли – пожалуйста, но ее сейчас нет. Не буду утверждать, что на улице тебе обязательно кто-нибудь станет докучать, но к чему рисковать? С другой стороны, я сам был бы рад, просто счастлив пойти с тобой погулять, но я здесь на посту на тот случай, если Суэйну кто-нибудь позвонит. Так что я не могу. Просто стыд и срам, правда, правда. – Он выглядел настолько искренне расстроенным, что девочка решила смягчиться.

– Поджарить тебе еще гренок? – спросил он, жестом указывая на ее тарелку.

– Нет, спасибо. – Кумико положила салфетку на стол и добавила: – Было очень вкусно.

– В следующий раз тебе следует попробовать масла, – сказал он. – После войны его было не достать. С Германии нанесло радиоактивный дождь, и коровы уже стали не те, что раньше.

– Суэйн сейчас здесь, Петал?

– Нет.

– Я никогда его не вижу.

– Приходит, уходит. Дела. Все возвращается на круги своя. Очень скоро у нас отбоя не будет от посетителей, и Суэйн снова станет устраивать аудиенции.

– Какие посетители, Петал?

– Деловые люди, можно сказать и так.

– Куромаку, – пробормотала девочка.

– Прости?

– Ничего.

Остаток вечера она провела в одиночестве в бильярдной Свернулась калачиком в глубоком кожаном кресле и смотрела, как сад прячется в снег и солнечные часы, теряя очертания, превращаются в белую таинственную колонну. Она представила себе, что там, в снегопаде, ее мать, одна в саду, закутанная в темные меха. Принцесса-балерина, утопившаяся в ночных водах Сумиды.

Озябнув, девочка встала, обошла бильярдный стол и присела у мраморного камина, где газовое пламя тихонько шипело над вечными углями, которые никак не могло поглотить.

15. СЕРЕБРЯНЫЕ ТРОПЫ

Была у нее подруга в Кливленде, Ланетта, которая много чему ее научила: как быстро выбраться из машины, если клиент пытается запереть за тобой дверь, как вести себя, когда идешь покупать дозу. Ланетта была чуть старше и торчала в основном на “магике”: как она говорила – “чтобы сбить депрессняк”; если его не было, она вкачивала что под руку подвернется – от аналогов эндорфина до старого доброго опиума из Теннесси. Иначе, говорила подруга, так и будешь сидеть по двадцать часов перед видиком, смотреть всякую дрянь. Когда “магик” добавляет бодрости к теплой неуязвимости хорошего кайфа, утверждала она, вот это действительно нечто. Но Мо-на заметила, что те, кто всерьез уходит в кайф, большую часть времени корчатся по углам – блюют, и еще она никак не могла взять в толк, как кому-то может захотеться смотреть видик, если с тем же успехом можно подключиться к стиму. (А Ланетта говорила, что симстим – это еще большая дрянь.)

Мона подумала о Ланетте потому, что порой та давала ей дельные советы: например, как вывернуть неудачную ночь наизнанку. Сегодня, думала она, Ланетта посоветовала бы поискать бар и какую-нибудь компанию. У Моны еще оставались деньги после Флориды, так что дело за малым – отыскать место, где примут наличные.

Попала с первой попытки. Добрый знак. Вниз по узкому пролету бетонных ступенек, чтобы окунуться в дымный гул голосов и знакомый приглушенный ритм “Белых алмазов” Шабу. Да уж, тусовка не для пиджаков, но и не такой бар, какие коты в Кливленде называли “свой клуб”. Она совсем не заинтересована сейчас в том, чтобы пить в “их клубе”. Во всяком случае, не сегодня.

Она только входила, как вдруг кто-то поднялся от стойки, собираясь на выход, так что Мона тут же проскользнула вперед и захватила его табурет, даже пластик остыть не успел – еще один добрый знак.